- Да, алло, — она кричала в трубку, — да, я слушаю вас. Говорите! Никто не ответил. Она положила трубку, но не успела даже дойти до кухонной двери, как телефон зазвонил снова. - Ну, говорите же, — сказала она сразу. - Здравствуй, — сказал голос и замолчал. Она присела, отстранила трубку и испуганно посмотрела на неё. Потом опять осторожно приложила её к уху и шёпотом сказала: - Прости. У меня галлюцинации? В трубке ничего не ответили, только было слышно, что на том конце провода кто-то есть, но он просто молчит. - Очень боялся тебя испугать.

Она молчала. Сначала она подумала, что это кто-то так шутит, но его голос она узнала бы из миллиона. Нет, из миллиарда. Нет. Его голос она никогда бы не спутала, ни с кем. Потому что это был самый родной и самый желанный голос. Немного хриплый, как будто простуженный, но она чувствовала, что на том конце провода сейчас он. Тот, которого она потеряла 8 лет назад, которого знала всего два месяца, но которого она будет любить всю оставшуюся жизнь. - Ну скажи мне что-нибудь, девочка. - Я знала, что ты вернёшься. Он засмеялся. Совсем неслышно, так, как смеялся всегда. - Я даже не хочу спрашивать тебя, как это всё произошло. Я просто хочу слышать твой голос. Или, — она немного запнулась, — или может быть… - Нет. Только голос. - Хорошо. Он молчал. - Как ты? Просто расскажи мне, как ты, любимый? - Не могу. - Хорошо. Тогда просто говори. Просто говори. Что-нибудь. - Помнишь ромашки в феврале, малышка? - Да, — тихо сказала она, и по её щекам потекли слёзы. Они, солёные и горькие, стекали на платье, на руки и, казалось, вместе с этим бестолковым дождём, который тревожно стучал в окно, пели серенаду. Грустную и печальную песню о любви. Она даже подумала о том, что эти капли так громко стучат, и из-за них она не услышит его слов. Но он пока молчал, а капли всё плакали и плакали. - Красивые цветы. Тут их нет. А может и есть. Но я не встречал. Потом он почувствовал, что она плачет. - Прости. Не хотел будить твою память. Просто… - Это чистые слёзы. Они смывают всё, что было за эти восемь лет. Без тебя. - Я очень виноват. - Не надо. Всё равно ничего не вернуть и ничего не изменить. И если ты не можешь говорить о том как ты там сейчас, расскажи мне о прошлом. Там где был ты. И я. - Это очень больно. - Мне тоже, — потом, немного помолчав, добавила, — эта боль… это наказание или награда? - Боль не может быть ни наградой, ни наказанием. Потому что она боль. - Но ведь она отпустит. Когда-нибудь. Да? - На время. - Значит, наказание. - Почему ты одна? - Не могу никого любить. А ты? У тебя есть кто-нибудь? - Нет. И не будет, — ответил он и вздохнул. - А у меня? — спросила она и замерла. - Будет, — сказал он, и она почувствовала, как он слегка усмехнулся. - Ты мне ещё позвонишь? - Нет. Вряд ли. - Ангел мой! - Душа моя! - Спасибо тебе, любимый… Мне даже дышать стало легче. В ответ ей звучала лишь ледяная тишина… Она встала, вытерла почти высохшие на щеках слёзы и улыбнулась. Потом оделась и вышла из дома. Купив в ближайшем цветочном магазине огромный букет ромашек, остановила такси: «На Ваганьковское, пожалуйста». Вернулась она домой поздно вечером и залезла под тёплый плед. Мама принесла ей чашку горячего чая, погладила по голове и, словно между прочим, сказала: - Доченька, тебе звонил какой-то мужчина. - Попросил поблагодарить за ромашки? - Да, — кивнула в ответ удивлённая мама. - Спасибо, мамуль. Я знаю.  

        Наталия Доманчук